Такуан из Кото - Чжун Рю

Довольный, Хацукои вернулся в деревню. Было уже утро после следующего дня, и дома его потеряли. Младшая сестрёнка соскучилась по брату за день и с трудом заснула. А мать Хацукои всю ночь не могла сомкнуть глаз, и её мужу пришлось несладко. Сам кузнец не особенно переживал за сына, поскольку видел его сноровку. Но жена его не находила себе места, а значит, места себе не находил и кузнец.

Поэтому, когда дверь в дом отворилась и на пороге появился Хацукои, оба его родителя бросились к нему. Мать – с возгласами облегчения, а отец – с крепкой розгой.

Хацукои увернулся от обоих, вскочил на скамью и вытащил кошель с деньгами.

– Смотрите, что я принёс! На год нам хватит!

И мальчик высыпал деньги на стол. Золотые выпали с глухим звоном, а медяки раскатились по всему столу. Одна монета соскочила со стола на скамью, в ноги Хацукои. Тот наклонился, чтобы её поднять, и тут же почувствовал, как его крепко схватили за ухо.

Кузнец приподнял мальчика, который заверещал от боли.

– За что? – кричал Хацукои.

– За глупость твою, – ответил ему кузнец. – На что нам золотые монеты годятся? В деревне у нас таких денег никто не видел. А если в город прийти, так ведь подумают, что украли.

Кузнец сильнее выкрутил Хацукои ухо:

– Признавайся, где своровал!

– Да не воровал я! – ответил Хацукои, всхлипывая не то от боли, не то от обиды. – Они мне сами отдали!

И мальчик рассказал отцу обо всех своих проделках. Чем больше кузнец слушал, тем суровее становилось его лицо.

– Ту Фанг этого так не оставит, – наконец произнёс он. – Всю провинцию перевернёт, чтобы тебя найти. Что же делать?..

Мысли не находили себе места на обветренном лице кузнеца. Наконец он пришёл к решению и сказал так:

– Придётся тебя в монастырь отдать. Другого нет выхода. Ту Фанг в монастырь носа не сунет. А золото в саду закопаем. Всё равно проку от него никакого.

Тут уж Хацукои стало так обидно, что слёзы ручьём хлынули у него из глаз. Сколько он старался, а результат в землю закопать придётся. Но спорить с отцом Хацукои не стал, потому что увидел тучу, которая собралась у кузнеца над бровями.

Кузнец всерьёз переживал за сына. Хоть и был Хацукои несносного нрава, оба родителя его любили и желали ему самого лучшего. Самое лучшее, что сейчас можно было поделать, это спрятать Хацукои в монастыре. И понадеяться, что за время послушничества или Ту Фанг позабудет обиду, или Хацукои переменится так, что наместник его больше не признает.

Кузнец выпустил сына, который тут же схватился за выкрученное ухо и бросился в объятья матери. Та крепко прижала его к себе и не выпускала, пока мальчик не притих. После чего сказала:

– Хацукои, мы твои родители и всегда будем тебя любить. Даже если больше никогда не увидимся.

Слёзы прощания навернулись у матери на глаза, и она ещё крепче прижала мальчика к себе. Затем она усадила Хацукои за стол и выложила перед ним нехитрую деревенскую еду. Еда показалась мальчику вкуснейшим блюдом на свете, такой он был голодный.

Кузнец тем временем собрал вещи в дорогу. Как только Хацукои смёл в рот последние крошки, они с отцом отправились в путь. В монастыре мальчик уже однажды побывал – когда родители привели его туда за семечком удачи. Но это было так давно, что Хацукои уже и дорогу к монастырю позабыл.

Монастырь стоял довольно далеко от родной деревни Хацукои, а лошадей у наших путников не было. Несколько ночей они провели в полях, засыпая под открытым небом на пшеничных скирдах. Наконец они добрались к подножию Белой Горы, на вершине которой стоял монастырь. По широкой тропе Хацукои с отцом стали подниматься наверх. Навстречу им попадались только паломники, которые посещали монастырь, чтобы помолиться богам удачи. В народе бытовало мнение, что если просить удачи в монастыре, то всё непременно исполнится. Людям ведь только и того надо, чтобы им на фонарь указали. Там и будут искать свою пропажу.

Кузнец шёл впереди, а Хацукои плёлся следом. За время путешествия он поразмыслил над случившимся и принял к сердцу родительские слова. Ничего поделать было нельзя, кроме как спрятаться в монастыре.

Вдруг кузнец остановился, сошёл с тропы и схватил Хацукои за руку. Тот чуть не потерял равновесие от неожиданности и вылетел на обочину вслед за отцом. Паломники вокруг тоже расступились.

«Что это там?» – подумал Хацукои. Он выглянул из-за широкой отцовской спины и увидел, как с горы спускается странствующий монах в тростниковой шляпе, похожей на горшок. За плечами у монаха был дорожный мешок, а рядом с ним трусили два волка. Шерсть одного серебрилась и переливалась, а второй словно вывалялся в мокрой грязи. Тёмная шерсть свисала с него неровными лохмами.

Ни волки эти, ни сам монах не удостоили Хацукои с отцом даже взглядом. Они прошли мимо замерших паломников и скрылись за поворотом. Кузнец отпустил руку Хацукои и вернулся на тропу. Мальчик не удержался:

– Кто это был?

– Комусо, – ответил кузнец и прибавил: – Странник пустоты.

– А что за волки с ним?

– Последнее испытание. Если пройдёт его, примет обет камунуси.

Про камунуси Хацукои слышал только досужие россказни. Мол, камунуси сражаются с голодными духами, которые вырвались на свободу из Донной Страны. И охраняют покой небожителей. Как это можно делать здесь, на земле, этого Хацукои не понимал и потому в сказки такие не верил. А теперь он почти столкнулся с одним из этих камунуси.

– И я тоже стану камунуси? – спросил он у отца.

– Если продержишься четыре года, получишь своё испытание.

– Волков? – глаза у мальчика загорелись.

– Так ты думаешь, это волки?

– А кто?

– Не простые волки точно. Чем их кормят, никто не видел.

– А монахи что говорят?

– Молчат они. Эх, не пройти тебе испытания, – устало вздохнул кузнец. – Много ты болтаешь.

Но Хацукои уже захотелось во что бы то ни стало превратиться в отважного камунуси. На крайний случай обзавестись такими же грозными волками-которые-непростые-волки-точно. Так что мальчик умолк и рта до самого монастыря не раскрывал.

В монастыре Хацукои обрили голову, поставили на ней первую монашескую точку и выдали оранжевую робу. Мирскую одежду кузнец забрал с собой, оставив настоятелю одну только свою благодарность и самого Хацукои к ней в придачу. Мальчик простился с отцом без слёз и только вечером позволил себе расплакаться, спрятавшись от остальных послушников в закутке сарая с курами.

Так началась монастырская жизнь Хацукои. Никто из послушников не знал его имени. Да и монахам его имя тоже было неизвестно. Во всём монастыре его знал только один из настоятелей – тот, которому кузнец вверил судьбу мальчика.

Но имя было молодому послушнику без нужды. Он стал одним из двух дюжин таких же мальчишек, которые в этом году поступили в монастырь. Были среди них ребята покрупней да потолще, были и помельче да пощуплей. Но в целом одного послушника от другого отличить было сложно, хотя никто и не пытался.

Основным занятием у послушников первых лет – Хацукои был как раз таким – была работа по хозяйству. Они убирали за лошадьми, козами и курами; стирали и развешивали оранжевые робы и другое бельё; кололи дрова, мыли полы, готовили еду себе и другим братьям. Возделывали землю вокруг монастыря и сажали на небольших участках пшеницу, картофель, морковь и свёклу. Следили, чтобы птицы не выклевали посаженные семена. Выкапывали торф из ближнего болотца и сушили его на солнце, растирали цветные камни в порошок и смешивали из него краски. Работы в монастыре было много, хватало на всех.

Но Хацукои этих занятий оказалось недостаточно.

За однообразным трудом он быстро заскучал и стал выдумывать себе развлечения. Начал он с того, что выучил манеры каждого из настоятелей и монахов-камунуси, что жили в монастыре. Так он хорошо им подражал, что порой удавалось ему провести не только своих братьев-послушников, но даже самих камунуси.